Почему не стоит противостоять пенсионной реформе

Владимир Назаров говорит, что не принимает близко к сердцу то, что о нем пишут новоявленные критики. «Стараюсь не читать советских газет», – отсылает он к Булгакову. 

36-летнего Назарова, возглавляющего Научно-исследовательский финансовый институт при Минфине и заведующего лабораторией в Институте Гайдара, коммунисты объявили «автором» пенсионной реформы. И хотя всем своим видом мой собеседник показывает, что не готов всерьез комментировать конспирологию леворадикальных изданий, сам старт реформы вызывает у него заметное удовлетворение – Назаров долго и обстоятельно доказывал ее неизбежность в экономических журналах и придерживался той же позиции на заседаниях экспертного совета при правительстве. Мы встретились с экономистом, чтобы обсудить аргументы власти в защиту скандальной реформы, ожидаемо принятой обществом в штыки.

– Обсуждать повышение пенсионного ⁠возраста в России начали давно. Пять лет назад вы, помнится, ⁠сами призывали ⁠поторопиться с решением. Что чувствуете сейчас, когда реформа пошла?

– ⁠Я ждал этого решения, но в то же время испытываю чувство ⁠тревоги. ⁠Удастся ли правительству убедить общество в неизбежности этого шага, объяснить его выгоды для пенсионеров?

– Общественное мнение явно не готово. Но кого-то это волнует? Не допускаете же вы, что реформе дадут задний ход?

– Думаю, что повышение возраста неизбежно. Речь может идти о том, как сделать это повышение максимально выгодным для нынешних и будущих пенсионеров. Какие темпы повышения предпочтительнее, нужны ли дополнительные стимулирующие меры на рынке труда и т.д. Но задний ход реформе давать нельзя.

– Вот видите.

– Горячие дискуссии в стране, тем не менее, будут – с участием профсоюзов, гражданских активистов, политических партий. Но всем необходимо понимать: реформа назрела и перезрела. Мы едва ли не последними увеличиваем пенсионный возраст – даже в СНГ. Кажется, только Узбекистан остался, где население помоложе, чем у нас. Мы перешли в активную фазу старения. В прошлом году у нас численность работающих сократилась на полмиллиона. И дальше ситуация будет только ухудшаться – ежегодно мы будем терять до 1% рабочей силы.

– Почему в таком случае правительство решилось на реформу лишь сейчас?

– Потому что ситуация сейчас стабильна. Страна прошла мощный стресс-тест. Выяснилось, что даже при $40 за баррель и санкциях Россия может стабилизировать свою финансовую систему, не допустить большого дефицита бюджета, высокой безработицы. Но, главное, это, конечно, демография. Во многих странах недовольство населения в связи с повышением пенсионного возраста не в последнюю очередь было вызвано страхом роста безработицы – особенно среди молодых. У нас же на сцену выходит поколение 1990-х, где численность одногодичной группы населения вдвое меньше, чем той когорты, которая сейчас уходит на пенсию. Это практически снимает тему безработицы с повестки даже при невысоких темпах экономического роста в пределах 1–1,5%.

– Мы ведь сейчас говорим об официальной безработице, не скрытой?

– Оценки, сделанные на основе методологии Международной организации труда, говорят, что безработица России затрагивает менее 5% населения трудоспособного возраста. Это, разумеется, выше официальных данных – менее 1%, но, согласитесь, все равно немного.

Владимир Назаров. Фото: Арсений Несходимов для Republic

– В свое время вы писали, что конечная цель реформы – свертывание всеобщей пенсионной системы в привычном ее понимании. По-прежнему так считаете?

– Не стоит понимать эти слова буквально. Пенсионная система не исчезает, а эволюционирует. До XIX века, напомню, ее в принципе не существовало – дети заботились о своих родителях, почти никто не полагался на государство. С переходом от аграрного к индустриальному обществу ситуация поменялась, и Германия при Бисмарке первой отважилась внедрить государственное пенсионное обеспечение для заводских рабочих, определив возраст их выхода на пенсию 70-ю годами.

– Что по тем временам считалось чрезвычайно преклонным возрастом, до которого мало кто доживал.

– Затем по мере роста производительности и богатства европейских обществ возникло убеждение, что систему нужно делать более доступной и всеобъемлющей. Ко второй половине XX века ее приняли все страны из числа индустриально развитых. И даже СССР к 1960-м годам охватил пенсионной системой все население, не исключая колхозников. Но надо понимать, что тот период был для развитых стран уникальным, они находились в фазе демографического перехода: пожилых людей было сравнительно мало, детей тоже стало меньше, а работающих – хоть отбавляй. А потом выяснилось, что население в тех же в европейских странах стареет. Многие уверенно переходили 60- и 70-летние рубежи, доживая до 80 и более лет. Рождаемость при этом сокращалась. И вот тут был выработан универсальный ответ для всех стареющих обществ – повышение пенсионного возраста.

– Особенность российской пенсионной системы в том, что правила игры в ней меняются слишком произвольно. Правительство долго просвещало население по поводу инвестирования накопительной части пенсии, но затем бесцеремонно ее заморозило. Даже с пенсионным возрастом не обошлось без театральных заверений власти в невозможности такого шага. Все подвижно. И трудовой стаж, я так понимаю, тоже?

– Наша система стажа во многом тоже была уникальной. Для получения страховой пенсии в полном объеме в общеустановленном пенсионном возрасте достаточно было проработать всего лишь 5 лет. Это было несправедливо: пенсия у людей, проработавших 5 лет и 35–40 лет, отличалась не очень сильно. С 2015 года требование по стажу постепенно повышается, чтобы к 2024 году достичь минимального уровня в 15 лет, который был рекомендован Международной организацией труда. Стаж также учитывается в системе баллов, стимулируя человека к легальной занятости.

– Одно из самых злободневных обсуждений в интернете посвящено вопросу, кто и с какой вероятностью доживет до пенсии при нынешнем раскладе.

– Людям заморочили голову средними цифрами.

– О каких цифрах вы говорите?

– О средней продолжительности жизни мужчин, например. Дело в том, что смертность мужского населения у нас более-менее равномерно распределена по возрастным когортам. В Европе дело обстоит иначе: после определенного возраста – и это хорошо видно на графиках – кривая дожития отдельно взятого поколения резкое закругляется. Но если в Европе мужчины дружно умирают после 80, то в России – как бог на душу положит: и в 30, и в 40, и в 50, и в 60, как и в 70, 80 и 90. Когда у нас такое распределение, среднее арифметическое выглядит грустно. При этом забывается, что 60% мужчин у нас достигают 60 лет и живут на пенсии в среднем 14 [лет].

– По женщинам, догадываюсь, статистика существенно лучше.

– Да, здесь нам могут позавидовать многие европейские страны. Из десяти российских женщин пенсионного возраста достигают более девяти, а среднее время жизни на пенсии у них – 24 года.

– Только мы говорим о дожитии при прежнем пенсионном возрасте.

– Но и в новых условиях картина будет приблизительно та же. За последние 17 лет продолжительность жизни российских мужчин увеличилась на 8,5 лет. Если эти темпы сохранятся в будущем, то через 10 лет продолжительность жизни мужчин увеличится на 5 лет, что полностью покроет увеличение пенсионного возраста. Затем для мужчин в течение почти 20 лет пенсионный возраст можно не трогать и, соответственно, будет увеличиваться срок их жизни на пенсии. Учитывая их более долгую трудовую жизнь, это представляется вполне справедливым. По женщинам ситуация уже сейчас очень благоприятная – повышение пенсионного возраста в обмен на увеличение пенсии ее только улучшит. И вообще: если в стране так нелегко дожить до пенсии, то откуда у нас в таком случае 40 млн пенсионеров по старости?

– Вы же знаете, что треть – досрочники, выходящие на пенсию раньше общепринятого срока.

– Это правда, хотя в расходах пенсионной системы доля этих людей выглядит уже не так страшно – 15%. Просто потому, что значительную часть своей пенсионной жизни они проживают в том же пенсионном возрасте, что и все.

– И все-таки вдвойне странно, когда в стране сосуществуют оба этих явления – армия досрочных пенсионеров и пенсионная реформа.

– По некоторым льготным категориям условия будут тоже пересматриваться.

– По каким, например?

– Например, в отношении льготников, занятых на вредных для здоровья производствах. Правительство здесь уже ввело дополнительные тарифы отчислений для работодателей. Также сейчас рассматривается изменение правил досрочных пенсий для учителей и врачей. В 1990-е это было важной частью контракта с государством для представителей наименее благополучных профессий – низкий заработок в какой-то мере компенсировался ранним выходом на пенсию. Теперь необходимость в этом снизилась. Нужно просто платить людям нормальные зарплаты, как это делается во всем цивилизованном мире.

– Эти зарплаты и сегодня не то чтобы совсем маленькие.

– Да, они повышаются. Но и пенсионный возраст им тоже сдвигают потихоньку. Почему потихоньку? Опять же: более пожилые медики и педагоги, заставшие 1990-е, работали тогда в условиях более низких зарплат.

Владимир Назаров. Фото: Арсений Несходимов для Republic

– Примечательно, что борьбу со льготами государство начало с врачей и учителей, а не с силовиков.

– Закон, который правительство внесло в Госдуму, – «О страховых пенсиях». А силовики проходят отдельным законодательством и даже не финансируются из ПФР.

– Дефицит ПФР и расходы силовых ведомств все равно покрывает один и тот же источник – федеральный бюджет.

– Силовиков нанимало государство, оно же с молодости определяло всю их жизнь. Не будем сбрасывать со счетов опасности и ограничения, сопутствующие их службе. Как правило, они не утрачивают трудоспособность при увольнении в запас, и важно, чтобы они могли начать успешную гражданскую карьеру. Главная проблема, с моей точки зрения, не в более раннем пенсионном возрасте тех же военнослужащих, а в том, что эти люди делают после выхода в запас, как адаптируются, кем потом трудоустраиваются.

– Вы о сотнях тысяч охранников в стране?

– Уверен, этим людям можно найти лучшее применение. Их нужно переобучать. Стимулировать к участию в программах переквалификации, давать возможность поступать в любые вузы, как это происходит в некоторых странах.

– Но пока нет свидетельств, что власти всерьез намерены реформировать рынок труда. Да, россияне будут работать дольше, но кем?

– В большинстве теми же, кем работали. 80% граждан, которые работали в момент достижения пенсионного возраста, продолжат это делать и дальше. Они хотят и могут работать, а работодатели хотят сохранить опытные кадры. Структура рынка труда нас сегодня, конечно, не устраивает. Но эта тема для отдельного разговора – про качество и темпы экономического роста, инвестиционный климат, где нам неизбежно придется затронуть проблемы судебной и правоохранительной системы, ситуацию с гарантией прав собственности и т.д.

– Это вы к тому, что, не слишком заботясь о таких вещах, государство через пенсионную реформу решает лишь тактические задачи затыкания дыр в ПФР?

– Не совсем. Повышение пенсионного возраста решает важную социальную задачу – в условиях старения населения обеспечить стабильную индексацию пенсий выше инфляции при любых темпах экономического роста. Если допустить дисбаланс в пенсионной системе, то можно разрушить все государственные финансы, раскрутить инфляцию, довести страну до дефолта. Греция – яркий пример, как дисбаланс в пенсионной системе ведет к системному экономическому кризису. Стабильная пенсионная система вносит свой вклад в экономический рост, хотя, естественно, это не отменяет необходимости проводить другие структурные преобразования. Нестабильная же система опасна прежде всего тем, что рискует обнулить все остальные реформаторские усилия.

Ссылка на оригинал: https://republic.ru/